Ехали казаки, во широком поле.
Ехали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить!
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить!
С нашим атаманом не приходится тужить.
А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля, в ногу ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля, дура, ранила меня.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить!
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить!
С нашим атаманом не приходится тужить.
Жинка погорюет, выйдет за другого,
Выйдет за другого, забудет про меня!
Жалко только волюшку, да широко полюшко,
Жалко мать-старушку, да буланого коня!
Любо, братцы, любо, любо братцы жить!
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить!
С нашим атаманом не приходится тужить.
Кинулась тачанка полем на Воронеж,
Падали под пулями, как под косою рожь.
А у тачанки сзади надпись: "Не догонишь!",
А под дугою спереди – "Живыми не уйдешь!"
Тело мои белое, сердце моё смелое
Коршуны да вороны на части расклюют.
Не казнись, мамаша, что взяла не наше:
Скоро ли подстрелят, да когда еще убьют!
Любо, братцы, любо, любо братцы жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо, любо братцы жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!